YourRich, 67 - 29 апреля 2010 18:23

среди самых читаемых мужских дневников несомненно выделяется дневник Bloggerra...
вот что я там сыскал -

Немного о романтике.
Когда произносят это слово - будьте начеку.
Она требовала. Она ему говорила:
- Я хочу чего-нибудь романтического!.. Как ты меня не понимаешь?..
Он честно пытался. Ни дня без букета. После работы к цветочнице, как часы. Ему хотелось спокойствия, а она всё твердила: - Нет в тебе духа романтизма!..
В доме можно было открывать цветочную лавку. Лилии, розы, астры, гвоздики – такой дух – одуреть. - Я не чувствую, что ты меня любишь – говорила она. - Я люблю тебя!.. – повторял он скороговоркой. Утром, днём, вечером. Среди ночи вскидывался – "Я тебя люблю!" и проваливался обратно. Ему хотелось спокойствия, а она капризничала: - Я не чувствую!.. Ты только говоришь, что любишь. Я этого не вижу!... Он целовал её, как икону. Уходит – целует, приходит - целует. В ванну, в туалет – целует. Как видит, сразу бросается. Она постоянно ходила в его слюнях. Среди ночи он вскидывался, кричал: "Я тебя люблю!..", целовал и проваливался обратно. - Тебе не хватает спонтанности!.. – канючила она. И он отпрашивался с работы, бежал к цветочнице, заказывал столик в ресторане. Свечи, скрипки, перепела в трюфелях… Он экономил на завтраках, обедах и ужинах, чтобы хватило на этих перепелов. Ему так хотелось спокойствия. - Удиви меня!.. – топала она ножкой. И он покупал ей духи, плюшевых мишек и всякую кружевную дребедень.
У него в кармане всегда что-то было. Вскидываясь посреди ночи, он кричал: "Я люблю тебя!", целовал, кидал на простынь очередную безделушку и проваливался обратно. Сны были липкими. Снились перепела и долги. Утром его мутило. Он мечтал умереть и, наконец, выспаться.
На работе ему мерили пульс и щупали давление. Он был бледен как камбала. А синева под глазами угрожающе чернела.
Ему хотелось спокойствия, сна и маслянистых беляшей.
- Я не любима, не желанна!.. Я чувствую себя "НЕ". Абсолютным, тотальным "НЕ"!.. – визжала она, забрызгивая пол осколками тарелок.
У него начались нервно-голодные обмороки.
Помогло чудо. Чудо звали Зураб. Он возник из ниоткуда, и был одет в широкую кепку. Романтично сказав: "Я Зураб!.." он отвёл её за угол.
Кепку Зураб не снимал. Он ничего не снимал, лишь приспускал. Торговал гвоздиками и по совместительству оказался прекрасным учителем пения. Она даже не подозревала, что у неё такой голос. Под аккомпанемент продавленных пружин, под придирчивыми взорами усатых джигитов с черно-белых фотографий, пляшущих перед глазами, она пела так, что алябьевский соловей издох от зависти. "До" четвёртой октавы брала с такой же лёгкостью, как и всё остальное.
Зураб не дарил цветов. Он торговал ими... Был немногословен, но кипуч. Вскипал мгновенно, и она оплывала свечой от его жара. Скрипок и перепелов не было, зато была огромная кепка, бескрайние поля некошеных волос и мир казался ей совершенным. Он спас двоих, этот скромный герой с Кавказа. К ней вернулся румянец. К нему крепкий сон. У неё прорезался голос. У него зарубцевалась язва. Она перестала требовать, потому что стала получать. Он прекратил отдавать и начал прибавлять в весе. Посуда покоилась на полках. Беляши в желудке. Полноценная семья и никакой романтики!..

Когда произносят это слово – скорее ведите за угол.

© Эдуард Резник